Плёс
.
Это - отсюда. Один мой покойный сосед-приятель-сверсник положил это все на музыку, и я до сих пор помню эту удачную мелодию.
Очень вспоминаю. Немножко потрясающе. Все гениальное - просто. Или что-то вроде этого. С паузой перед "И вздрогнули ставни...".
"Это ты сам сочинил?!" - "Сам", - надеюсь, скромно соврал он тогда. Надеюсь, это гениальное есть где-то еще. Но найти пока не могу.
Он был очень достоин окружающих нас женщин. Общих для всех. Больше меня, надо полагать. Всяко, он всегда был посамцовей моего.
А это, как ни верти... Это - довод. Ему б бравым пожарником стать. Или храбрым танкистом. Но он был потомственным интеллигентом, и хотел всех отравлять своим ядом, как тарантул, или кто там у нас... Особенно хотел травить собой женщин. И его понесло в литературу.
Он сочинял чужие стихи. И свои рассказы. Ну... тоже ничего, наверное. Я их тогда читать не стал. И ни о чем не жалею - знаю, что там не было ничего, все - только про него, такого непонятого всеми. Отец мой читал те сочинения, они были отданы ему "на суд". Отец тогда ничего мне не сказал. Он
Отец потом завывал, когда Дима случайно, вдруг, по-дурацки, погиб в метро. Завывал. Буквально. Лежал и выл, старик. О чем-то.
Может, и не зря.
Но Дима не сочинял гениальной музыки! Он просто умел еще и подбирать лады и даже играть на гитаре. И играть вообще.
Я тоже играл, и это правильно. Но я доигрался до заголовка этой заметки, хотя и не планировал. А он так и ушел в молодости, в 29 лет. Оставшись вариантом чуда. Хотя, очень хотел стать именно ядом. Байроном, Лермонтовым, там... Ну, очень хотел! А я хотел, наоборот, чтоб все было "по-человечески". По-доброму типа. Не вышло. Теперь я - и за лорда Байрона, и за Рейнхарда Гейдриха, и за всех-всех-всех. Мы вами непоняты.
Мне бы какой-нибудь вариант мелодии на эти стихи послушать. Наверняка, он - единственный. Ну, не мог же он сам сочинить!
Journal information